[Evik]

К СМЕРТИ

Из твоих когтистых, цепких лап
Сколько раз спасался я!..
Бывало, Чуть скажу: "Все кончено... я слаб!" --
Жизнь мне тотчас руку подавала.

Нет, отказываться никогда
Я не думал от борьбы с тобою:
Побежденным смертью нет стыда,
Стыдно тем, кто сдался ей без боя.

Ты ворчала:
-- Ну, теперь держись,
Хватит мне играть с тобой, строптивец! --
Я же все упрямее за жизнь
Драться продолжал, тебе противясь.

Знаю, знаю, смерть, с тобой игра
Вовсе не веселая забава.
Только не пришла еще пора
На земной покой иметь нам право.

Иль мне жизнь пришлась не по плечу?
Иль так сладок смертный риск бунтарства?
Нет, не умирать -- я жить хочу,
Жить сквозь боль, тревоги и мытарства.

Стать бы в стороне от бурь и гроз --
Можно тихо жить, не зная горя.
Я шагал сквозь грозы, в бурях рос,
В них с тобой за жизнь, за счастье споря...

Но теперь, надежда, не маячь --
Не помогут прошлые уроки.
В кандалы уж заковал палач
Руки, пишущие эти строки.

Скоро, скоро, может быть, к утру,
Смерть навек уймет мою строптивость.
Я умру -- за наш народ умру,
За святую правду, справедливость.

Иль не ради них я столько раз
Был уже тобой, костлявой, мечен?
Словно сам я -- что ни день и час --
Роковой искал с тобою встречи.

Путь великой правды труден, крут,
Но борца на путь иной не тянет.
Иль с победой встретится он тут,
Или смерть в попутчицы нагрянет.

Скоро, как звезда, угасну я...
Силы жизни я совсем теряю...
За тебя, о родина моя,
За большую правду умираю!

Октябрь (?) 1943 г.

Муса Джалиль

[Радомир]

ДОРОЖНЫЕ ЖАЛОБЫ



Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,

На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать,
О деревне, о невесте
На досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!...

Александр Сергеевич Пушкин

[Радомир]

Пабло Неруда

Концентрическими кругами
Тишина стекается в камень.
Весь трепещущий мир,
Все птицы, дома, войны,
Города, поезда, чащи,
Волна, без конца повторяющая вопросы моря,
Равномерная поступь рассвета -
Всё сходится к камню,
Небесному узлу и ореху,
Несравненному очевидцу.

Пыльный дорожный камень
Помнит Петра и помнит
Всех, кто был прежде,
Помнит воду новорождённой,
Он немое слово земли,
Он молчит,
Ведь ему досталась в наследство
Немота неподвижного моря
И необитаемой суши.
Камень был здесь еще до рассвета,
и стоило ему в первый раз шелохнуться,
как зазвучала самая первая
песня реки.

(Se concentra el silencio
En una piedra,
Los círculos se cierran,
El mundo tembloroso,
Guerras, pájaros, casas,
Ciudades, trenes, bosques,
La ola que repite las preguntas del mar,
Es sucesivo viaje de la aurora,
Llega a la piedra, nuez del cielo,
Testigo prodigioso.

La piedra polvorienta en un camino
сonoce a Pedro y sus antecedentes,
сonoce el agua desde que nació:
es la palabra muda de la tierra:
no dice nada porque es la heredera
del silencio anterior, del mar inmóvil,
de la tierra vacía.
Allí estaba la piedra antes de la aurora:
su primer movimiento
fue la primera música del río.)

[Радомир]

Одежды вечер медленно сменяет,
Ложась на ветви сада бахромой;
Ты смотришь, как миры на небе тают-
один вознёсся, падает другой;

И ты покинут на земле знакомой,
Навек не присягнувший никому:
Ни сумраку умолкнувшего дома,
Ни свету звёзд, поднявшихся во тьму,-

И нет дороги для тебя иной,
Чем, осознав и очертив границы,
В большой и тесной жизни становиться
Попеременно камнем и звездой.

Райнер Мария Рильке

Перевод с немецкого Евгения Витковского

[Радомир]

Дарек Фокс (перевод с польского Игоря Белова)

Из шестнадцатистраничной тетрадки в свастику

Вроцлавской фабрике
бумажных изделий


Где Луна?
Что случилось
с Солнцем? Почему собака
больше не друг человека?

Почему это несчастное создание
носит на шее табличку
с надписью: ТЫ МОЖЕШЬ ГЛАДИТЬ МЕНЯ
ТОЛЬКО В ПРИСУТСТВИИ МОЕГО
ВЕТЕРИНАРА? Почему надпись
сделана готическим шрифтом?

Что заставляет маленькие тучки
принимать очертания
больших животных,
которые давно вымерли?

И кто мне скажет,
черт возьми,
откуда я все это знаю,
если вокруг темнота?

[Радомир]

Константин Бальмонт

Я не верю в черное начало,
Пусть праматерь нашей жизни ночь,
Только солнцу сердце отвечало
И всегда бежит от тени прочь.

Я не верю. Нет закона веры.
Если верю, знает вся душа,
Что бессильны всякие примеры
И что жизнь в основе хороша.

И сегодня будет час заката,
И сегодня ночь меня скует,
Но красивы волны аромата,
И цветок в ночи готовит мед.

Если камень вижу я случайно,
И его окраска холодна,
Знаю я, что волшебствует тайна,
Лишь ударь, и искра в нем красна.

Если скажут: солнцу быть не вечно,
Есть конец и солнечной игры,
Я взгляну, полнеба светит млечно,
Там миры баюкают миры.

Нам даны ступени темных лестниц,
Чтоб всходить к горнилу всех лучей,
Все минуты мчатся с ликом вестниц,
В новом всходе будешь петь звончей.

Снова будем в ласковом тумане,
В радости узнать начальный час,
И нашепчет голос старой няни
Вечно-торжествующий рассказ.

[ЗЕЛ]

Звонок в мою раздался дверь,
Схожу-ка я, открою,
А там стоит, стесняясь, Смерть,
С блестящею косою.

И в балахон облачена
И жутко пахнет тленом,
Вот только ростиком она
Примерно по колено.

И говорит глухим баском
И свысока, как-будто:
— Не ссы, я за твоим котом,
Явилась ранним утром.

Давай, мужик, не тормози,
Смирись уже с утратой.
Меня в квартиру пропусти,
Где мой клиент лохматый?

Я почесал себе живот
И ей сказал: С хрена-ли?
Таких гостей ни я, ни кот
К себе не приглашали.

За капюшон её поднял
И дал пинка с размаху:
— Пошла отсюда, я сказал,
Прямой дорогой — на х..!

Я дверь квартирную закрыл,
Нашёл еды в пакете:
За тех, кого я приручил,
Я всё-таки в ответе.
(с)

[Радомир]

ЖЕНЩИНА И КОШКА
Она играла с кошкой. Странно,
В тени, сгущавшейся вокруг,
Вдруг очерк выступал нежданно
То белых лап, то белых рук.

Одна из них, сердясь украдкой,
Ласкалась к госпоже своей,
Тая под шёлковой перчаткой
Агат безжалостных когтей.

Другая тоже злость таила
И зверю улыбалась мило...
Но Дьявол здесь был, их храня.

И в спальне тёмной на постели,
Под звонкий женский смех, горели
Четыре фосфорных огня.

Поль Верлен

[Радомир]

БОГОМОЛКА

Денис Васильевич Давыдов


Кто знает нашу богомолку,
Тот с ней узнал наедине,
Что взор плутовки втихомолку
Поёт акафист сатане.

Как сладко с ней играть глазами,
Ниц падая перед крестом,
И окаянными словами
Перерывать её псалом!

О, как люблю её ворчанье:
На языке её всегда
Отказ идёт как обещанье -
Нет на словах, на деле да.

И, грешница, всегда сначала
Она завопит горячо:
"О, варвар! изверг! я пропала!",
А после: "Милый друг, ещё..."

[Радомир]

Кенжеев Бахыт Шкуруллаевич

Отложена дуэль. От переспелой вишни
на пальцах алый сок. В ту пору без труда
ссужали время мне - но амба, годы вышли,
платить или бежать. Еще бы знать куда...

Долги мои, должки, убытки и протори
командировочные, справки, темный сон
о белом корабле на синем-синем море,
откуда сброшен я и в явь перенесен.

Там угловатый хрип, ограбленное лето -
и море ясное. И парусник белей
счетов, оплаченных такою же монетой,
что давний проигрыш моих учителей.


-------------------------------------------------------

Незаметно отстроился праздничный град,
и кирпичные стены, и башенки в ряд,
заиграло на солнце цветное стекло -
и пяти-то веков не прошло...

Что же вздрогнуло сердце? Что мучает ум?
Кочевой ли свободы наследственный шум?
Или солоно стало подруге твоей -
океанских, маньчжурских кровей?

Будет, станет, отмаялось, перетекло,
совершенным глаголом в могилу легло,
золотые осталось слова поутру
бормотать, да курить на ветру.

А сентябрь расстилает для нас, дураков,
небеленую ткань городских облаков,
и сшивает ее от угла до угла
колокольни сухая игла...

[Радомир]

Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
Хоть я грустно очарован
Вашей девственной красой,
Хоть вампиром именован
Я в губернии Тверской,
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел.
Упиваясь неприятно
Хмелем светской суеты,
Позабуду, вероятно,
Ваши милые черты,
Легкий стан, движений стройность,
Осторожный разговор,
Эту скромную спокойность,
Хитрый смех и хитрый взор.
Если ж нет... по прежню следу
В ваши мирные края
Через год опять заеду
И влюблюсь до ноября.

Пушкин Александр Сергеевич.

[ЗЕЛ]

Здравствуй, папа, родной... как ты там?..
Самый любящий в мире мужчина..
Знаешь, если года посчитать,
У тебя сейчас были б морщины...

Я бы их целовала шутя
Или ныла в рукав, когда плохо.
Ты шепнул бы, что годы летят,
Только я всё такая ж дурёха...

Ты мне сниться совсем перестал.
Не приходишь - скажи мне, так надо?
С ливнем весточку дай - как ты там?.. -
Я ей буду отчаянно рада.

Я тебе расскажу, как живу,
Что пишу, с кем не жду больше встречу...
И что еле держусь на плаву,
Всё надеясь, что `время залечит`.

А оно мерно тикает в такт,
Долго шьёт оно швы - не для слабых.
Знаешь, если года посчитать...
Седина тебе очень пошла бы...
(с)

[Радомир]

Николай Гумилев

Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.

Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.

А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой.
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.

Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.

Заколол последнего я сам,
Чтобы было чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.

[Радомир]

Пастернак Борис Леонидович

Люблю вас, далекие пристани
В провинции или деревне.
Чем книга чернее и листанней,
Тем прелесть ее задушевней.

Обозы тяжелые двигая,
Раскинувши нив алфавиты,
Россия волшебною книгою
Как бы на середке открыта.

И вдруг она пишется заново
Ближайшею первой метелью,
Вся в росчерках полоза санного
И белая, как рукоделье.

Октябрь серебристо-ореховый,
Блеск заморозков оловянный,
Осенние сумерки Чехова,
Чайковского и Левитана.

[Радомир]

Михаил Юрьевич Лермонтов.
Казачья колыбельная.

Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползёт на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закалён в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житьё;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружьё.
Я седельце боевое
Шёлком разошью...
Спи, дитя моё родное,
Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду —
Ты махнёшь рукой...
Сколько горьких слёз украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю...
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.