[Радомир]

Валерий Поланд.

Июнь-июль.

Тестирую грунтовку, а двигатель - бензин,
Настроен навигатор на сельский магазин,
Корова у дороги стоит во всей красе,
Хвостом гоняя мошек по средней полосе.

Июль не за горами, за поворотом пруд,
Надеюсь, навигаторы никогда не врут;
И прибирает лето меня к своим рукам,
Красиво умирая в страницах инстаграм.

И надо не забыть мне, что скоро поворот,
Что много в этой жизни ещё произойдёт,
И через две недели кувшинки расцветут...
А через триста метров закончится маршрут.

[Радомир]

Жак Превер.

Париж ночью.

Три спички, зажженные ночью одна за другой:
Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,
Вторая - чтобы твои увидеть глаза,
Последняя - чтобы увидеть губы твои.
И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
Непроглядная темень кругом.

[Радомир]

Игорь Северянин.


Эксцессерка.



Ты пришла в шоколадной шаплетке,
Подняла золотую вуаль.
И, смотря на паркетные клетки,
Положила боа на рояль.

Ты затихла на палевом кресле,
Каблучком молоточа паркет...
Отчего-то шепнула: «А если?..»
И лицо окунула в букет.

У окна альпорозы в корзине
Чуть вздохнули,— их вздох витьеват.
Я не видел кузины в кузине,
И едва ли я в том виноват...

Ты взглянула утонченно-пьяно,
Прищемляя мне сердце зрачком...
И вонзила стрелу, как Диана,
Отточив острие язычком...

И поплыл я, вдыхая сигару,
Ткя седой и качелящий тюль,—
Погрузиться в твою Ниагару,
Сенокося твой спелый июль...

[Радомир]

Lenas.


С тобой я играю - шах! -
И это приводит в бешенство.
Твой каждый неверный шаг
Так взвешен, что впору вешаться.

Я и не так могу;
Сил накопишь - встречай меня
На поле, где нет фигур -
Кроме лишь - умолчания.

Но если наука впрок -
То больше меня не выберешь
В соперники, мой игрок,
И это - мой главный выигрыш.

[Радомир]

Астальдо.


Испанская ночь.


Freedom begins with the game of the dance.
C. Night.



Пылало фанданго…
Во взгляде ли глаз
Кровавая ранка
Затягивалась.

Покоя не надо,
Гитара бодра,
Зовёт доминанта
Уйти до утра.

По степям цыганским
Рассыплется страсть,
Мы пламенем адским
Опалимся всласть.

Я впился во струны,
А ты в мою грудь,
Пророчили руны
Неправду. Забудь

Былые сомненья,
Решись, полети,
Не ждёт малагенья,
Нет больше пути,

Ведь сердце так зорко,
Всё видит вдали,
Смотри же, я – Лорка,
А может, Дали.

В душе у поэта
Жив утренний плач,
И кАрнавал лета,
И привкус удач…

Но ты не испанка,
Ты севера дочь…
Пылало фанданго
В испанскую ночь.

[Радомир]

Владимир Вишневский.

Кто-то тянется к водному поло...


Кто-то тянется к водному поло
Кто-то жаждет натягивать лук,
А футбол популярней гандбола
Ибо ноги волнительней рук.

[Радомир]

Владимир Владимирович Маяковский.


Ночь.


Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.

Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.

Толпа - пестрошерстая быстрая кошка -
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.

Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул; пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.


1912.

[Радомир]

Ирина Снегова (Татьяна Белова-Айххорн).


Похрустывают косточки минут
Под сапогами бешеного дня.
Потрескивают. Будто хворост мнут
В печи, за створкой, щупальца огня.

Позвякивают. Мимо. Как дожди.
Посвистывают. Как песок из рук.
Покалывают, Мелко. Как в груди...
Но день велик. И в нём есть главный звук.
И если жить, так надо жить, как Крез.
Не меряно. Наотмашь. Не в обрез.

Так и живём... Но вдруг ожжёт, как кнут:
Похрустывают косточки минут.

[Радомир]

Василий Фёдоров.



По главной сути
Жизнь проста:
Ее уста...
Его уста...

Она проста
По доброй сути,
Пусть только грудь
Прильнет ко груди.

Весь смысл ее
И мудр и прост,
Как стебелька
Весенний рост.

А кровь солдат?
А боль солдатки?
А стронций
В куще облаков?

То всё ошибки,
Всё накладки
И заблуждения
Веков.

А жизни суть,
Она проста:
Ее уста,
Его уста...

[Радомир]

СашБаш.

ГРИБОЕДОВСКИЙ ВАЛЬС.


В отдаленном совхозе "Победа"
Был потрепанный старенький "ЗИЛ".
А при нем был Степан Грибоедов,
И на "ЗИЛе" он воду возил.

Он справлялся с работой отлично.
Был по обыкновению пьян.
Словом, был человеком обычным
Водовоз Грибоедов Степан.

После бани он бегал на танцы.
Так и щупал бы баб до сих пор,
Но случился в деревне с сеансом
Выдающийся гипнотизер.

На заплёванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса.
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.

Он над темным народом смеялся.
И тогда, чтоб проверить обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.

Он спокойно вошел на эстраду,
И мгновенно он был поражен
Гипнотическим опытным взглядом,
Словно финским точеным ножом.

И поплыли знакомые лица...
И приснился невиданный сон -
Видит он небо Аустерлица,
Он не Степка, а Наполеон!

Он увидел свои эскадроны.
Он услышал раскаты стрельбы
Он заметил чужие знамена
В окуляре подзорной трубы.

Но он легко оценил положенье
И движением властной руки
Дал приказ о начале сраженья
И направил в атаку полки.

Опаленный горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан.

Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам.
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.

Вот и все. Бой окончен. Победа.
Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь.

На заплеванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор.
А над ним скалил желтые зубы
Выдающийся гипнотизер.

Он домой возвратился под вечер
И глушил самогон до утра.
Всюду чудился запах картечи
И повсюду кричали "Ура!"

Спохватились о нем только в среду.
Дверь сломали и в хату вошли.
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, глядел из петли.

Он смотрел голубыми глазами.
Треуголка упала из рук.
И на нем был залитый слезами
Императорский, серый сюртук.

[Радомир]

Антон Антонович Дельвиг.


ДИФИРАМБ.


Други, пусть года несутся,
О годах не нам тужить!
Не всегда и грозди вьются!
Так скорей и пить, и жить!

Громкий смех над докторами!
При плесканьи полных чаш
Верьте мне, Игея с нами,
Сам Лиэй целитель наш!

Светлый Мозель восхищенье
Изливает в нашу кровь!
Пейте ж с ним вы мук забвенье
И болтливую любовь.

Выпили? Еще! Веселье
Пышет розой по щекам,
И беспечное похмелье
Уж манит Эрота к нам.


Между 1814 и 1817

[LisSB]

С просторов интернета

Чувственность женщины — вещь переменная:
Главная зона ее эрогенная
Вовсе не там, где вы думали ранее —
Тайной окутано девы желание.
Женские груди, коленки и попочки,
Словно на пульте заветные кнопочки,
Но не появится изображение,
Ежели нет в проводах напряжения.
Даже когда она вовсе разденется,
Это не повод на что-то надеяться:
Чтобы поддерживать в ней электричество,
Слов запасите большое количество.
Делайте ставку на ушки возлюбленной —
Жизнь половая не будет загубленной.
Если щедры вы на ласки словесные,
Станут доступны и скалы отвесные.
Женскую душу почаще массируйте
Голосом нежным, словами красивыми.
Ваши старанья не будут напрасными —
Станет наградой вам женщина страстная!

[LisSB]

Сердце Огненного Мира

Любить, ты должен всех любить!

«Когда меня не понимают,
Скажи, Господь, ну как мне быть?»
Спокойно Бог мне отвечает:
«ЛЮБИТЬ, ты должен их ЛЮБИТЬ»

«А если друг про обещанье
Забыл, то как мне поступить?
Коль в сердце злоба закипает,
Что делать мне?» «В ответ ЛЮБИТЬ!»

«Кому-то я доверил тайну,
А он не смог её хранить,
Ту тайну многие узнали.
И что теперь?» «Его ЛЮБИТЬ!»

«Скажи, а кто меня не любит,
Не хочет кто со мной дружить,
Как относиться к таким людям?»
«ЛЮБИТЬ, ты должен их ЛЮБИТЬ!»

Но если кто-то так обидел,
Что очень тяжело простить,
Навек его возненавидел?»
«Его ты должен ПОЛЮБИТЬ!»

«Я понял всё, Господь мой мудрый,
Хочу Тебя я попросить,
Мне поступить так будет трудно,
Ты научи меня ЛЮБИТЬ.

Я понял, в чём же я нуждаюсь,
Не достаёт ко всем ЛЮБВИ,
В молитве пред Тобой склоняюсь,
Свою ЛЮБОВЬ во мне зажги.

Своими силами не справлюсь,
Так тяжело менять себя.
Тебе во всём я доверяюсь,
Ты измени, Господь, меня!»

[Радомир]

Иосиф Александрович Бродский.


Сдав все экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга;
был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина.
А воскресенье началось с дождя;
и гость, на цыпочках прокравшись между
скрипучих стульев, снял свою одежду
с непрочно в стену вбитого гвоздя.
Она достала чашку со стола
и выплеснула в рот остатки чая.
Квартира в этот час еще спала.
Она лежала в ванне, ощущая
всей кожей облупившееся дно,
и пустота, благоухая мылом,
ползла в нее, через еще одно
отверстие, знакомящее с миром.
Дверь тихо притворившая рука
была - он вздрогнул - выпачкана; пряча
ее в карман, он услыхал, как сдача
с вина плеснула в недрах пиджака.
Проспект был пуст. Из водосточных труб
лилась вода, сметавшая окурки.
Он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки,
и почему-то вдруг с набрякших губ
сорвалось слово (Боже упаси
от всякого его запечатленья),
и если б тут не подошло такси,
остолбенел бы он от изумленья.
Он раздевался в комнате своей,
не глядя на припахивавший потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом.

[LisSB]

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ

«МОНОЛОГ АКТЁРА»

Провала прошу, провала.
Гаси ж!
Чтоб публика бушевала
и рвала в клочки кассирш.

Чтоб трусиками, в примерочной
меня перематюгав,
зарёванная премьерша
гуляла бы по щекам!

Мне негодованье дорого.
Пусть в рожу бы мне исторг
все сгнившие помидоры
восторженный Овощторг!

Да здравствует неудача!
Мне из ночных глубин
открылось - что вам не маячило.
Я это в себе убил.

Как школьница после аборта,
пустой и притихший весь,
люблю тоскою аортовой
мою нерождённую вещь.

Прости меня, жизнь.
Мы - гости,
где хлеб, и то не у всех,
когда земле твоей горестно,
позорно иметь успех.

Вы счастливы ли, тридцатилетняя,
в четвёртом ряду скорбя?
Все беды, как артиллерию,
я вызову на себя.

Провала прошу, аварии.
Будьте ко мне добры.
И пусть со мною
провалятся
все беды в тартарары.

1965