[Радомир]

Сергей Курдюков.

Штурман.


В деревне нашей был табун отменный
Породистых орловских рысаков -
Из сохранённых лошадей военных
Стараньем забайкальских казаков.
При табуне угрюмый, молчаливый
Жил конюх - инвалид с одной рукой.
Он жил один: табун его игривый
Был для него и домом и семьёй.
Откуда он пришёл, никто не знает
И имя неизвестно никому.
Окликнешь: "Штурман!" - он и отвечает -
Так обращались на селе к нему.
И мы, мальчишки, летнею порою
В ночное с ним водили лошадей
И у костра над темною рекою
Хвалились, кто из нас кого храбрей...

На юбилейный праздник дня Победы
Приехал из района военком.
В наградах, при параде, вышли деды,
А Штурман, как всегда, был под хмельком.
Вот военком - торжественно, с трибуны -
нам имя незнакомое назвал:
- Товарищ Пётр Иванович Игумнов! -
Затих в недоуменьи полный зал.
А Штурман вздрогнул и рукав поправил.
Хотел под козырёк - да нет руки!..
Вскочил, упавший стул ногой поставил, -
К трибуне!... - расступились старики.
И у него мелькнули пред глазами
Детишки, мать-старушка и жена,
Лежащие рядком под образами...
Не пощадила никого война!...
- Неужто живы? - чуть не закричал он;
Испарина покрыла лысый лоб -
Не верилось ему, что их не стало,
Что всем им дом родной – холодный гроб.

- Разыскивала долго Вас награда, -
Торжественно продолжил военком, -
- Ни Бреста, ни Хатынь, ни Сталинграда,
Не даст забыть нам скорбный метроном!
Правительство Советского Союза
Вас награждает Золотой Звездой
И разделяет с Вами тяжесть груза
В связи с потерей Вашей. Вы Герой!
---------///----------///----------
И до сих пор мне помнится, как Штурман
Растерянно смотрел куда-то в даль...
...а по щеке его, как после шторма,
Соленою слезой текла печаль.

[Радомир]

Игнатова Анна.

Я знаю.


Ну какие, какие Хибины?
Ну какой ещё лыжный поход?
Там сугробы, карнизы, лавины!
Там безбашенный, дикий народ!

Ну какая, какая палатка!
Разве влезет в палатку кровать?
Ты же девочка, не куропатка,
Чтобы в тундре в снегу ночевать!

Хочешь спать под кустом, словно заяц,
Чтобы вьюгой тебя занесло?..

Я не спорю. Молчу. Улыбаюсь.
Я-то знаю, что будет тепло.

[Радомир]

Константин Фролов-Крымский.

Победа.


Что значит для меня Победа?
Усталая улыбка деда,
Его медали и значки,
Тепло мозолистой руки.

Путь от Невы в блокадной вьюге
До острова с названьем Рюген,
След от осколка на щеке,
И письма с фронта в сундуке.

Что значит для меня Победа?
Глаза безногого соседа,
И легендарный Сталинград,
Где лёг навечно дедов брат.

Конверт, принёсший долю вдовью,
Крым, что полит обильно кровью,
И бесконечные траншеи
От самой Волги и до Шпрее.

Что значит для меня Победа?
Труд – от рассвета до рассвета,
Без сна, у заводских станков -
Подростков, женщин, стариков.

Лихие лётчики-герои
И приполярные конвои,
Машины, что везли еду
В пургу по Ладожскому льду.

Что значит для меня Победа?
Как объяснить доступно это?
Дед, ты всё знаешь! Подскажи?
Наверно, это – наша жизнь?

Ведь, если бы не жертвы эти,
Нас просто не было б на свете!
Бессрочно помнить мы должны
Великий Подвиг всей страны!

Победа – это наша Память,
В боях добытая штыками!
Вовеки никакая рать
Её не сможет отобрать!

Здесь дед мой, землю отстоявший,
Отец, мне фото передавший,
Где над поверженным Рейхстагом -
Простые парни с алым флагом!

26.04.2020

[Радомир]

Алексей Мальчиков.

Они втроём несли дозор.


Они втроём несли дозор.
Рассвет багрово рос.
Туман стоял в изгибах гор,
И первый произнес:

«Меня девчонка ждет одна,
Я год по ней скучал».
Второй сказал: «Меня – жена».
А третий промолчал.

Враждебная светлела даль
От солнечной пыльцы,
И чёрных автоматов сталь
Увидели бойцы.

«Прощай, родимая страна», -
Так первый проворчал.
Второй сказал: «Теперь хана».
А третий промолчал.

Пока не взяли в оборот,
Уйти – и все дела,
Но банда по тропе дойдёт
До ближнего села.

Один шутил: «Хоть я герой,
Но спирта бы глотнул».
«Ну, бой так бой», - сказал второй.
А третий лишь кивнул.

Отряд непрошеных гостей
Усиливал напор,
Но смело в треск очередей
Врывался разговор.

Один кричал: «Девчонка ждёт!
Я год по ней скучал!»
Второй кричал: «Идут в обход!»
А третий всё молчал.

Был вертолёт. Село спасли.
Враг дрогнул и бежал.
И двое третьего несли,
И третий не дышал.

Недолгой тишиной отряд
Потерю отмечал.
Один сказал: «Прости, солдат», -
Второй сказал: «Прощай, солдат», -
А третий промолчал.

[Радомир]

Евгений Глушаков.

Молодёжь золотая, яхтсмены...



Молодёжь золотая – яхтсмены,
Загорелы, красивы, умны,
Мчитесь в брызгах, ловя перемены
Солнца, облака, ветра, волны…
Вы – команда! И вечно – в работе,
В укрощенье звенящих снастей.
То по левому борту снуёте.
Не присесть. И всегда – на отлёте!
То по правому… Всюду поспей!

Где-то люди мрачны и угрюмы,
Ну а вам не взгрустнётся, отнюдь,
Вам иные завещаны суммы
И весёлый безоблачный путь
Без тоски и цехов прокопчённых,
И метаном закаченных шахт,
А на смех восхищённых девчонок
Заключён обязательный фрахт.

И слепящее радостью море
И в лазурных цветах небосвод,
Корпус белой красавицы моя,
Не отменят приятных забот.
Впрочем, будут и вам перемены:
Не проплыть, не прожить без вины,
Молодёжь золотая – яхтсмены,
Загорелы, красивы, умны!

[Радомир]

Снежный Рыцарь.

Камерир.


Камерир возле бога обязан уметь писать,
И желательно кровью - так будет труднее смыть.
К этой чёрной сутане в придачу одно - тетрадь,
В этой чёрной сутане легко на земле простыть.

Камерир возле бога отслужит здесь сорок лет,
Два получит в придачу за то, что хорош в игре.
Его чёрные лигии спешно летят на свет,
Его белые бражники вечно сидят во тьме.

Камерир возле бога не то, чтобы очень свят,
Исповедует в церкви - да так, что забыть нет сил.
Его белые руки не крестят, скорей - хранят
Души тех, кто коснувшись его навсегда забыл.

Камерир возле бога считает слова в ночи,
И латунным сестерцием прячет в карман Луну.
Он почти что уверовал в то, что силён... почти,
Но уверенность эта тянет его ко дну.

Камерир возле бога должен исполнить роль
/продан самый последний пастве его билет/.
Вот органное эхо снова звучит в бемоль...
Камерир служит богу, зная, что бога нет.

[Радомир]

Леонид Негматов.

Махачкала.

Миясат Шейховне.


Со мной Господь играет в пряталки-искалки.
Он разложил по городу котов —
я их ищу. Я в тридцать три — кошачий сталкер.
Такая миссия — погладить. Я готов.

Бежать мне некуда и незачем. Я дома.
"Ты дома," — подтвердит мне Миясат
спокойно, как всегда, но столь весомо,
что я умолкну. Я пройду подряд

десятки улиц, зряче вверенных поэтам
и их бессмертным нежным именам.
Не просто улицы, но — строки. Тёплый ветер
и Каспий, привстающий в стременах.

Коты-клубки, коты-животики, кот-леность —
я их считаю. Мне держать отчёт
перед Самим в конце моей рабочей смены,
когда подкатит к трапу самолёт.

Я не ошибся выше. Лестница на небо —
всего лишь трап. Ну, может, чуть длинней.
Махачкала моя... Да разве я здесь не был?
Ведь я как дома! Дома. Разве нет?

Коты разложены, как яблочки соблазна, —
вся мудрость в них, что прячет горний сад,
одна лишь разница: коты собой не дразнят,
они ушами молча шевелят.

Найдя котов, я в срок положенный отчалю,
и кто-то молвит через звездопад:
"Ты дома", — разом утолив моя печали
спокойствием. Совсем как Миясат.

[Радомир]

Евгений Глушаков.

Приезд в Михайловское.



– Саша, милый! Вот не ждали!
Спас, голубчик, от тоски.
К нам теперь?.. И наши дали
Гневу царскому близки.
Погляжу – совсем красавец:
С бакенбардами, кудряв…
Милый наш поэт, и в славе
Причастись родных дубрав.
Закружил! Уронишь, право!
Подсадил, шалун, куда…
«В славе, няня, меньше славы,
Чем позора и стыда».
– Бог с тобой, сними скорее!
«А – не сладко быть в чести?
Няня, няня, побыл где я,
Что я видел…»
– Опусти!..
Чай, намаялся по свету?
«А не быть без синяков
Среди чванных эполетов
И вельможных дураков.
Дар мой им неинтересен:
Что им в сказках, что им в снах?
Знатным, няня, не до песен
При богатстве и в чинах».
– И не пой для них – пустое,
В гордых ли искать любви?
Нет им счастья, нет покоя.
Господи, благослови!
Барышни ломливы, едки…
Разводи амуры с ней…
Чай, Михайловские девки
Ласковее да красней.
«Няня, выпить бы, согреться?»
– Саша, и не смей любить
Тех, кто сердце твоё, сердце
Не умеют оценить.
Радость моя, милый Саша,
Приезжал бы навсегда?
И в опале жить не страшно,
А среди чужих – беда!
Плащ сниму, дружочек милый…
Заболталась – бабий грех.
Ладно хоть на стол накрыла.
Ну, давай… За твой успех!»

[Радомир]

Игорь Григоров.

Ветреное питерское.


В Санкт-Петербурге изменился ветер,
И столь прекрасной сделалась погода,
Что все мои недвижные соседи
До вечера забросили работу.

Кариатиды камни побросали,
Забыли Эрмитаж, Петра и стрелку,
И трескают яишенку на сале,
Вымакивая хлебушком тарелку -

Простые симпатичные девчонки,
Похожие на наших, деревенских.
И солнышко подсвечивает чёлки
Сквозь тюлевые волны занавески.

Вот медный Пётр, раскинувшись на лавке,
Со свойственной великим простотою,
Пустил коня пастись на свежей травке,
Болтает с подкопытною змеёю.

Химера, сбросив яростную маску,
С душой любвеобильной нараспашку
Молоденьким грифонам строит глазки -
Грифоны же стесняются, бедняжки!

К ним купидон торопится вприпрыжку.
Лишь ангел из Измайловского сада
Всё так же под дождем читает книжку -
Не оторвать! Да, впрочем, и не надо.

[Радомир]

Романова Александра.

Я снова вижу купола Софии… (Великий Новгород).



Я снова вижу купола Софии,
Чей голубь в небе оставляет след.
Взирают с пониманием святые
Сквозь обновляющий лампадный свет.

Хотя бываю здесь довольно редко,
Но, прорубаясь сквозь забвенья лес,
Я слушаю, как будто голос предков,
Над Волховом плывущий Благовест.

[Радомир]

Никита Брагин.

Арьергардный бой.


Впереди ползет обоз, беженцы и госпиталь –
там вода дороже слез, помоги им, Господи!
Впереди во весь свой рост скалы-исполины,
позади горящий мост, факел над пучиной.

Горы плетью по горбам хлещет смерть крылатая –
это вам не кегельбан, не постель измятая,
это ребра ржавых скал, мертвые стремнины,
это огненный оскал выпрыгнувшей мины…

Это жажда, всем одна – как дожить до вечера,
это кровь, черным-черна, из пробитой печени,
это вздох издалека, из иного мира,
это капля молока, это ладан с миром.

Это памяти река, сжатая теснинами,
это руки старика, взрытые морщинами,
это гребни черных гор в тихой звездной темени,
и прощальный разговор с уходящим временем.


Опубликовано в сборнике "Песня: том первый. Альманах современной поэзии и прозы". Москва: Дикси Пресс, 2019.

[Радомир]

Яков Баст.

В приморском кафе...



В приморском кафе тихо стелется медленный джаз.
Седой пианист открывает сундук меланхолий…
Играет душевно, талантливо, не напоказ. .
Но музыку слушают вяло.
Вполуха…Не более….

Кто пиво холодное пьёт, кто сухое вино…
Кто в тёмном углу жадно мнёт захмелевшую даму…
Маэстро спокоен. Наверно, ему всё равно…
Важнее сыграть, не сфальшивив,
минорную гамму…

Импровизы Джаретта, Эванса и Норы Джонс.
Витают в прокуренном зале аккорды печали…
Ещё бы для полного счастья сюда саксофон:
В мечтах воспарить и умчаться
в незримые дали…

В приморском кафе многолюдно. Курортный сезон…
И запах арабики густо мешается с потом.
Седой музыкант по заказу играет шансон
И так каждый день. Что поделать –
такая работа…

[Радомир]

Накамура Кусадао.


Лето в разгаре.
На рассвете под тусклой луной
по островку шагаю…

[Радомир]

Филипп Супо.

Сумерки (1926).

Перевел с французского Михаил Иванов.


Слон принимает ванну
три поросенка спят
такая странная-странная
сказочка про закат.

[Радомир]

Татьяна Бережная 3.

Такса.


Продолжение поводка
Хвостиком виляло,
Продолжение поводка
Маму подгоняло:
«Собирайся поскорей!
Не забудь перчатки!
Знаю, мерзнут у тебя
Обе верхних лапки!
У меня ж две пары ног
С ними все в порядке!
Не нужны им башмаки,
Не нужны перчатки!
Одного всегда боюсь,
Если там снежище,
Потеряюсь я в снегу,
Мама не отыщет!
С ростом мне не повезло,
Но зато с длиною!
Потому порой кажусь,
Я другим смешною..»
Продолжение поводка
Хвостиком виляло,
Продолжение поводка
В третий раз гуляло.